Северный полюс

В детстве у меня была одна книга, которую я прочитал раз, наверное, сто. Ну, или во всяком случае раз пятьдесят – совершенно точно. Называлась она… что-то про Амундсена, первооткрывателя Южного полюса. А авторами этой книги были супруги (наверное) Центкевичи. В книге было много фотографий. И вообще, книжка была настоящим приключением… То, что я хочу сегодня вам рассказать, связано непосредственно с этой книгой.

Дело было давным-давно – в то время, когда мне было девять лет. То есть в третьем классе Интинской средней школы.

Была зима, стояли сильные холода. И я читал эту книгу в заключительный раз.

У меня, соответственно, в школе были одни пятерки («неуды» у меня появились гораздо позже). Была мама, которая очень любила меня. И папа, который любил меня еще больше.

И вот я, прочитав эту книгу в очередной раз и представив все трудности, которые испытал молодой Амундсен, встав на лыжи, вдруг подумал – а не отправится ли мне… прямо на Северный полюс?

На лыжах я, правда, не ходил. Зато умел здорово кататься на коньках. И вообще, очень любил зиму (а также весну, лето и осень).

Эта мысль возникла внезапно, но моментально мною овладела. Я не думал о том, что будут делать мои родители. Это все полная ерунда. Они мною, несомненно, будут гордиться. О деталях этого события я пока не думал.

Первый вопрос – когда? Я решил, что в пятницу. То есть к окончанию трудовой недели.

Второй вопрос – что с собой взять? Немного подумав, я решил взять с собой нарезанную булку хлеба, где на каждом куске будет лежать по кружку колбасы. В холодильнике были еще апельсины – я взял их с собой. Ну и… все. Большего мне не требовалось.

Третий вопрос – что из вещей с собой брать? Я решил взять чемоданчик-балетку, в котором лежали наши пластинки. Небольшой такой, где хранились записи оперетт и мои старые сказки.

Еще с собой я взял, конечно, свою книгу. Взял ручку и одну чистую тетрадь (дав себе слово регулярно заниматься по школьной программе). Короче, я тщательно подготовился. И… на всякий случай еще раз перечитал свою волшебную книжку.

В пятницу я пришел из школы. Сделал уроки (хотя делать этого, вроде бы, было не нужно). И стал с нетерпением ждать определенного часа. Выходить из дома мне было нужно не позже пяти часов вечера, но и не раньше трех. Дело в том, что в три часа дома появлялась мама – он приходила с работы, кормила меня обедом и снова уходила.

В три часа тридцать минут я вывернул из балетки все пластинки, нарезал хлеб (получилось криво), сложил на него колбасу (не оставив дома ни куска – каюсь), завернул в тряпицу (так было правильней) свою книгу, взял ручку и тетрадь – короче, сложил свои немудреные пожитки. Оделся. Сел на стул возле выхода. И слегка пригорюнился.

Потом я вышел на улицу. На улице было холодно. Стоял такой мороз, что в северной части неба вспыхивало сияние. Не сказать, чтобы сияние было у нас слишком часто. Но раз сто я за свою жизнь его видел. И в этот раз – тоже.

Прихватив чемоданчик, я отправился через дорогу – на большой пустырь, разделяющий нашу Геологическую улицу и улицы Лесного поселка.

Следует заметить, время было прямо-таки чудесное. Инта получала великолепное снабжение. В городе строилась птицефабрика, благодаря которой решалась проблема обеспечения населения продовольствием. Работал техникум, в котором училась мама и преподавал папа. И Инта получала большие деньги, которых хватало на жизнь всем.

Мы жили в однокомнатной квартире на улице Геологической… Правда, однокомнатной она была лишь номинально. А так – двухкомнатной. Когда-то (лет за пять-шесть до этого) наши соседи отдали нам комнату от своей трехкомнатной квартиры. За один день мужчины прорубили дополнительную дверь и заложили проход из другой квартиры. И получились две удобные двухкомнатные квартиры.

Да, я понимаю, что дело это «пахнет керосином», что такого не могло быть в принципе. Но тогда – было. Причем, хозяин трехкомнатной квартиры (дядя Володя Белоус) был для моего отца кем-то вроде… палача. Точнее он был последним начальником лагеря, где сидел отец. И когда лагерь закрыли, он взял отца к себе в заместители. И мы ходили к ним в гости, а они – к нам.

Но я об этом не думал. Я скрытно пересек заснеженную поляну пустыря, отделяющую наш трехэтажный дом от двухэтажных деревянных финских домов поселка.

Замечу – я не шел по дороге. Я полз по земле. И разгребал перед собой огромный пласт снега.

Я шел на Северный полюс. Именно так я и должен был делать – если хотел сделать какое-нибудь открытие.

Между тем, я сильно замерз. Попытался съесть один бутерброд из припасенных мною. Но он был, в буквальном смысле, от мороза деревянным. Я его немного погрыз. Потом взял, да и выбросил все бутерброды на снег.

То же самое произошло и с апельсинами. Они тоже оказались деревянными. Только слегка источали удивительный на морозе запах. Их я тоже (слава богу) выбросил.

А потом я дополз до дровяного сарая своего товарища – Радика Спиридонова. Он был чувашем. Кажется – чувашем (я сейчас уже не помню). И в третьем классе – то есть вскоре после моего вояжа – родители увезли его из Инты. Дело в том, что на шахте, где работал его отец, произошла авария. Погибли люди. И отец Спиридонова так этим был огорчен, что плюнул на заработки и уехал домой – в Чувашию.

Но тогда Радик был еще в Инте. Я скрытно подполз к его окну. И подал ему тайный знак. То есть постучал в окошко – мол, выходи. И сел ждать, когда Радик оденется и выйдет на улицу.

Он вынес мне две горячие котлеты, которые я тут же и умял. Потом мы открыли дровяной сарайчик. И здесь я нашел хороший матрац, стоявший на ребре, поскольку он не умещался на полу целиком. Если прислониться, то можно рядом с матрацем даже вздремнуть.

Радик со мной идти на Северный полюс отказался. Оно и понятно – у него была малолетняя сестра. Да и вообще, о каком Северном полюсе могла идти речь, когда у него были нелады с русским языком и другими предметами? Нет, что вы – ему надо было учиться.

Другое дело – я… И тут я задумался. Куда я отправился? Какого черта? И главное, что сейчас делают моя мама и мой папа? Впервые с жутким страхом я представил себе метания матери и гнев отца. Ужас…

Но я еще храбрился. То есть не позволял себе распустить нюни. Северный полюс для меня полностью померк. Какой полюс, до него идти, наверное, очень далеко? Возможно – день или два. Или месяц. Или… два месяца.

И потом – что скажут обо мне в школе? Я же числюсь в хороших учениках. Я представил себе, как в класс заходит наша классная руководительница – Валентина Ивановна. И трагическим голосом говорит – «Вы знаете, дети, нас постигла тяжелая утрата. Погиб наш лучший ученик Коля…» И называет мою фамилию.

Радик ушел. А я прилег на матрац – как мог, боком, почти сидя.

Мороз, похоже, крепчал. Температура опустилась до тридцати градусов. Меня начало колотить.

Рядом с матрацем было чуть теплей. Но теплей – вовсе не означает, что было тепло. Нет, было холодно, очень холодно. Градусов… тридцать – с минусом, конечно. Не было лишь ветра. Но его вообще в ту пору у нас не бывает. Просто обычная морозная погода. И время мощного сияния.

Часам к девяти вечера я полностью замерз. И решил, что мне пора идти сдаваться. Я попрощался с Радиком (отклонив предложение его отца замолвить за меня словечко – никакие слова все равно бы не помогли). И, размазывая по лицу замерзшие сопли, поплелся домой.

Я снова ступил на бесконечный пустырь. С краю пустыря, прямо у дороги, стоял пустой домик. Какая-то техническая хрень. Однажды я упал с этого домика и сломал ногу. Я это помню. Но не помню – когда это было. До моего побега из дому или после. Но то, что в третьем классе – точно.

Я шел домой прямо по своим следам. С ними ничего за пару часов не случилось. Наоборот, по дороге я находил выброшенные мною бутерброды. Я подбирал их и ел. Колбаса хрустела на зубах. Хлеб пощипывал язык замороженными кусочками.

Но перед колбасой я обнаружил свои апельсины. Они были еще сильней заморожены, чем до этого. И я их съел.

Я съел абсолютно все, что выбросил до этого в снег. Потом, добравшись до дома, я стал… плакать. Мне было очень грустно. И я чертовски замерз.

Я помню, как из дома выскочил отец. Он громко закричал и бросился ко мне. Потом крепко обнял. И я впервые увидел на его глазах слезы.

Потом выбежала мама. Она была вся в слезах…

Это очень грустная история. Я хотел что-то выдумать по Северный полюс. Но ничего не выдумывалось.

Потом наступило время расплаты. Отец впервые в жизни стеганул меня по попе. Ремнем. И это было справедливо. Я не заплакал. Разве что чуть-чуть…

Мама тоже хотела меня отругать. Но не могла. На ее глазах стояли слезы. И она только плакала.

Были ли потери от моего похода на Северный полюс? Да, были. Первой пострадала книга. Ее у меня отняли, изорвали и выбросили. Но потом, спустя год, купили точно такую же. И я никогда не упоминал, какую роль в моей жизни сыграла эта книжка.

Потом у меня отняли ключи от дома. И некоторое время водили в школу под присмотром. Но это дело быстро сошло на нет. Школа была в ста пятидесяти метрах от дома. Ну, или в двухстах. И уйти куда-либо от нее не было никакой возможности.

Это все – из моих потерь. А что приобретения? Были и они.

Во-первых, я понял, что идти по одним и тем же следам – дело пропащее. Надо ходить только по неизведанному пути. 

Во-вторых, проработка любого проекта – это дело не такое уж и простое. И чем меньше ты проект прорабатываешь, тем меньше шансов на его успех. И, соответственно, наоборот – если хочешь, чтобы у тебя что-то получилось, нужно разработать стратегию своего поведения, не говоря о тактике.

Ну, и в-третьих… к чему мне какой-то Северный полюс? Что я там забыл? Книга, кончено, хорошо написана, спорить с этим глупо. Но это – всего лишь книга…

А позже была целая жизнь. Вторая поездка в Геленджик – в Санаторно-Лесную школу (за год до этого я ездил туда в первый раз, побывав в СЛШ во втором и в четвертом классе). Дружба с Сережей Румянцевым (трагически погибшим в 2004 году в лесу). Девятый и десятый классы. Мой чудесный мотоцикл – и его продажа перед армией. Потом армия – два года, отданные несуществующей родине… Короче, потом все пошло так, как и должно было пойти.

 Но тот случай – моего несостоявшегося путешествия на Северный полюс – я помню до сих пор.

Почему рассказал об этом случае сегодня? Да, бог его знает. Рассказал и все. Просто вспомнил.

                 На снимках – фотографии моего детства. Те, что сохранились...