Нелепый улыбающийся человек

Иногда наши прогулки заканчиваются вовсе не так, как должны заканчиваться. Нет, ничего страшного. Просто мы остаемся в некотором недопонимании после встреч с аборигенами. Дело в том, что они ведут себя по отношению к нам… как к неразумным детям. И, между прочим, как к карикатурным представителям сказочного мира духов. Вот пожалуйста, одна любопытная история, приключившаяся со мной позавчера и до сих пор не выходящая из головы.

Мы ходили на дальний рынок. На дальний – это значит, на дальний. Мы выходим на Сукхумвит, идем по нему до одного из поворотов налево. Точнее, до того поворота, который сворачивает на другую дорогу, рядом с магазином «Форум». Потом идем по этой дороге до выхода из огромного храма. Здесь тормозим и покупаем пять шашлычков – на ужин. Потом идем до параллельной Сукхумвиту дороги и поворачиваем на нее. И двигаемся до самого конца – то есть до самого рынка.

Нас здесь уже знают. Многие нас приветствуют. Многие просто раскрывают рты, удивляясь нашему появлению. Но иногда случается и так, что нас… пугают.

Да, да – пугают громким сигналом с автомобиля. Так произошло и в тот раз. Мы переходили дорогу. И автомобиль, проезжавший за нашими спинами, неожиданно просигналил.

Наши ноги автоматически пришли в истеричное движение. Мы оба смертельно перепугались. Я издал некое блеянье. Юля просто оглушительно хрюкнула. И мы поспешно двинулись вперед, не замечая, что идем… на месте.

Почему он просигналил? Да, черт его знает. Наверное, решил нас испугать. И, полагаю, хорошо повеселился – ибо такого сигнала от него никто не ждал.

Через десять минут, когда мы очухались от этого приключения, я сказал, что «все они козлы – раз не понимают нашего положения». Потом слегка остыл. И признал, что козлы далеко не все. Потом прошло еще пять минут. И я, наконец, пришел к заключению, что среди них вообще нет козлов. А тот человек (чтобы ему было нехорошо), который просигналил из своей дуделки, наверняка сейчас нас жалеет… Так думал я, остывая после адреналинового шторма, приключившегося внезапно со мной.

Что думала Юля, непонятно. Она помалкивала. Но помалкивала тоже очень и очень грозно.

Короче, вскоре мы смотрели на плавающих рыб – в бассейне рядом с какой-то школой. Вместо них на воде были видны большие разводы. Это оголодавшие рыбы подплывают к берегам, где их чем-то подкармливают.

А потом пришло наше время. Мы дошли до рынка. И первым делом купили порцию вареного риса за восемь бат (точнее, две порции). Рис был горячим и очень вкусным. Шашлычки у нас были – вечером мы из этого можем запросто сделать себе ужин.

Потом мы покупали всякую чепуху, включавшую траву, огурцы (которые мы засаливаем), баклажаны (на икру), десяток крупных и очень свежих яиц (за 33 бата). Потом мы переключились на мандарины. Короче, накупили всякой ерунды. И после этого двинулись пешком домой.

Сначала ответим на вопрос – почему мы ходим по городу пешком. Именно это больше всего удивляет тайцев. И мы им ничего объяснить не можем.

Дело в том, что эта ходьба нас и спасает. Она бережет наши ноги - не позволяет им расслабиться и, как следствие, заболеть. Полагаю, что именно это с нами и происходит. И что машина или мотоцикл – это очень хорошо. Но по сравнению со своими ногами ничуть, в принципе, не лучше.

На машине или на мотоцикле мы бы видели в чужой стране только перекрестки и дороги. А окружающая нас жизнь попросту бы исчезла, растворилась. И мы бы до сих пор не знали бы цен на тук-туки и на, между прочим, хорошее жилье.

Да, кстати, о ценах. На жилье цены значительно разнятся. Можно снять жилье за десять тысяч бат. Можно снять за двадцать шесть тысяч бат. Можно снять еще дороже – тысяч за тридцать или даже за сорок.

Мы снимаем очень хорошее, новое жилье за пять тысяч бат. И это не самая низкая цена. Но в нашем жилье есть абсолютно все, что нам надо. Есть стиральные машины, есть телевизор (который нам ни с какого боку), есть кондишен… Короче абсолютно все. И стоит это жилье, повторяю, пять тысяч бат в месяц. Плюс очень хорошая цена за электричество, воду и Интернет.

Нужно дешевле? Есть и дешевле – 3300 бат. Но меньше я вроде бы у нас в кондо не встречал…

Так вот – наша прогулка. После рынка мы поворачиваем обратно и идем по Сукхумвиту до самого дома. По дороге заглядываем в крупный многоэтажный магазин, где покупаем мороженое… Не для меня – для Юли. Я мороженого не ел уже… пять лет. И ничего, как-то справляюсь.

Потом мы проходим запруженную транспортом дорогу – ту, где поворачивают к автовокзалу микроавтобусы. Нам всегда ее уступают (полагая, что мы можем что-то не заметить). И мы этим откровенно пользуемся.

Наконец, мы проходим мимо нового (на самом деле старого) магазина средств для наведения красоты. Мы в этот магазин никогда не заходим… Но не в этот раз. Сейчас мы решили заглянуть сюда, чтобы купить какой-то краски (для Юли, естественно, я в этих красках ничего не понимаю).

Юля оставила меня перед входом, передав мне свой нагруженный рюкзак. Я немного потоптался. Оглянулся, пытаясь понять – что же это такое шумит у меня за спиной. И увидел… его.

Он был очень улыбчивым и чуточку страшным человеком, который говорил мне «Хэллоу!», при этом низко кланялся, делал «вай» и дико улыбался. Я посмотрел на него и быстро отвернулся. Но он продолжал кланяться. Я снова повернулся к нему. И спросил (как оказалось, по-русски) – «что ему нужно». Он улыбнулся еще шире, сделал какой-то удивительный «вай» и сообщил, что сейчас собирается пройти на соседнюю улицу… Не благославлю ли я его перед этим?  

«Тьфу, черт» – подумал я. И тоже на всякий случай ему улыбнулся. Его улыбка сделалась еще шире. Он радостно засмеялся и сказал, что очень рад (как я понял - очень-очень).

Так мы и стояли перед магазином. Я держал в руках рюкзак. Он стоял передо мной на коленях. И почти на меня… молился. И мне стало очень неудобно.

Кто он такой – подумал я первым делом. Что ему надо? Потом, поостыв, я признал, что этот человек принимает меня за какого-то духа. Ну, да – за бородатого духа, который отвечает (по всей видимости) за его жизнь. Или за его благосостояние.

Такого со мною еще не случалось. Экзальтированные люди принимали меня за духа, но не всерьез. А этот стал мне делать свои «ваи», складывая руки перед лицом и низко кланяясь. И делал это без тени насмешки… Я почувствовал себя очень неловко.

Как объяснить ему, что я ничего не могу? Что у меня попросту нет никакой силы? Что я – совершенно случайный человек, который ни в коей мере не ответственен за то, что с ним случилось?

И следующая мысль – а не ответственен ли? Может, я каким-то образом влияю на его психику? Может, оказываю при этом… дурное влияние?

Мимо меня в магазин прошли три миловидные девушки. Они с интересом оглянулись на этого человека, который стоял передо мной… на коленях. И поняв ситуацию, засмеялись.

Мне стало совсем неловко. Я плюнул и отвернулся. Но человек продолжал что-то мне говорить. Он говорил и говорил – как он думал, по-английски. Я из его слов понял, что он сильно извиняется за то, что разозлил меня. И что все это сущая ерунда. Он сейчас уйдет из моей жизни…

И он тут же ушел. Я повернулся. И увидел Юлю, которая расплачивалась за купленную краску. Наконец все вернулось на свои места.

Когда Юля вышла на улицу, я попытался рассказать ей, что со мной произошло. И у меня ничего не получилось. Надо же.

Позже (в другой день) я увидел на улице этого же человека. Он меня узнал, радостно вскинул руки и поклонился. Я ему кивнул. Он широко улыбнулся. По всей видимости, я каким-то образом повлиял на его жизнь. Но каким именно, мне понять трудно.

Когда мы шли домой с той прогулки, я постоянно думал об этом человеке. Я нашел в нем множество сходств с нашими давними знакомцами. С тем полуслепым человеком, который в Бангламунге сообщал нам, что ему не на что жить (каждое утро он просыпался в хорошей семье, неплохо при этом завтракал и видел нас издалека). И с десятками самых различных людей, заинтересованно поглядывающих на меня, но при этом не отваживающихся со мной заговорить.

У этого человека - получилось. Он презрел мою закрытость. И заговорил со мной.

Зачем заговорил? Что он пытался решить? И чем я мог в этой ситуации облегчить его задачу?

Мне этого не понять. Совершенно, абсолютно, точно. Это не наш мир. Совершенно не наш. Люди верят в Будду. Преклоняются перед его учениками. Идут в монахи. И просто с этой верой живут.

Им, я думаю, хорошо живется. У них нет того, нет этого. Ну и пусть нет. Придет время – непременно будет. Главное не в том, что имеешь. Главное в том, что ты оставляешь людям…

А что оставляю я? Обманчивую надежду на то, чего я даже не понимаю? Веру в некую мою силу, которая на деле оказывается вовсе не силой, а какой-то удивительной глупостью? Чем я заслужил это преклонение совершенно провинциального человека, который вдруг поверил в мои «силы». А «сил» этих, повторяю, нет вовсе.

 Проходит время. И я постепенно начинаю понимать, что со мной произошло. Я вовсе не повинен в этом заблуждении. И это не заблуждение. Это – один из признаков веры. Эти люди верят в то, что приходит бородатый дух (наверное, я). От его настроения (то есть от настроения духа) в жизни зависит очень многое. Главное, чтобы он (в смысле, я) не сердился понапрасну. Чтобы не серчал. То есть надо его самым убедительным образом ублажить.

И вот теперь, после того, как он улыбнется, все, что происходило вокруг него не так, будет происходить противоположным образом – то есть так, как надо. Если в бизнесе тебя преследовали неудачи, то сейчас все будет по-другому. Если в личной жизни ты не находил счастья, то сейчас найдешь его непременно. И так далее – вплоть до всеобщего мира и согласия (в расширительном смысле).

Короче, у этого человека что-то получилось. С моей или не с моей помощью – это неважно. Главное, что это произошло с ним. И, что совсем удивительно, со мной.

Вот какая штука происходит с нами. А вы говорите…

Да, кстати, у нас постепенно убирают крематорий, в котором вроде бы кремировали Раму 9. На самом деле его здесь не кремировали (это происходило в Бангкоке). Но его память пришли почтить очень много людей.

Если вы считаете, что религия – это отсталая штука, которая вредит людям, то я с вами, пожалуй, соглашусь. Да, вредит. Но только… не Буддизм.

На снимках – наш Чонбури. Очень хороший городишко.