«Глубокоуважаемая пустота»

Сегодня мы идём на прогулку как раз в район того самого каньона, о котором я рассказывал вчера. Не сказать, что каньон этот какая-то исключительная штука. Нет, она самая обычная. И отличия от других туристических достопримечательностей состоит только в том, что каньон этот достопримечательность… внутренняя. То есть не для туристов из Европы, Америки или Азии. А только для своих – из Бангкока (преимущественно) и из других городов. Нам это очень интересно. Поэтому мы и решили посмотреть на этот каньон вблизи.

Но сначала я хочу немного поразмышлять о нашем бытие. О том, как нам удаётся жить на чужбине и не сходить при этом с ума.

Это вопрос весьма интересный. Но ответ на него тоже – очень простой. А что тут сходить с ума, если здесь мы можем жить, приём очень счастливо и благополучно? А там – не можем. Ни счастливо, ни благополучно, ни каким-нибудь другим способом.

Почему не можем – вопрос второй. И ответов на него великое множество. Они начинаются с глубокого детства – с той поры, которая начинается с детского сада. С того самого момента, когда я осознал себя, как относительно мыслящую сущность. И понял – ничего существенного мне добиться не удастся. Я не там родился. Просто – не там. И теперь я понимаю, где я должен был родиться. В Америке (в лучшем случае). Или здесь (тоже далеко не в худшем).

В принципе, я мог бы родиться там, откуда происходит мои отец и мать. То есть в Молдавии. Но родиться там, это значит, родиться свободным. А папа и мама были очень несвободными людьми. Они были заключенными этого сумасшедшего лагеря, где одни сидели, а другие их охраняли.

Вообще-то, история очень непростая. И я не хочу рассказывать сейчас все её нюансы. Ну их к чёрту. Расскажу лишь о некоторых несуразностях, которые особенно донимали. Например, о том, как я служил в армии.

Я угодил служить в учебную часть в городе Ставрополь (Михаил Сергеевич, привет!). Полгода учился на механика-водителя АПА (аэродромных пусковых агрегатов). И через полгода был направлен в числе восьми человек в штаб авиации округа – в Ростов-на-Дону. Служил хорошо (если ни сказать отлично). Хорошая пайка на завтрак и ужин. Хорошая форма. Весь день ездишь по городу, в часть возвращаешься лишь под вечер. А утром – снова едешь по тому же маршруту.

Но у меня была одна загвоздка. Когда я пришёл в часть, то первым делом услышал, как замполит выговаривал командиру части. Он сказал: «Вы что, не могли взять нормально парня?!» И добавил короткое русское ругательство.

Я не понимал – чем я им не угодил. Вроде бы учился нормально, служил более-менее, даже в часть пошёл после разговора с командиром – с полковником Мельником. Я был очень нормальным – если моё понятие нормы совпадает с понятиями нашего замполита. Но оно не совпадало. Ему нужен был человек с незапятнанной биографией. Чтобы родители у него были обычными пьющими работягами, а не бухгалтерами. Чтобы он ни о чём не думал – кроме того, как понравится начальству. Ну, и навыки вождения тоже были нужны – хотя с вождением как раз были проблемы. Те люди, которые подходили по всем показателям нашему замполиту, справиться с вождением не могли. А те люди, которые могли справиться с вождением, имели неправильную (скажем так) биографию.

В конце концов, замполит от меня избавился. Я прослужил целый год в штабе округа. И через год был списан в ремонтную часть в Батайске. А осенью наступил мой долгожданный дембель. И я, наконец, покинул ряды вооружённых сил (так до сих пор не понимая – против кого же мы собирались воевать).

Этот год я ездил на случайных машинах. Получал в своё распоряжение ГАЗ-69, отремонтировал его. И ездил в качестве дежурной машины. Потом была «Волга ГАЗ-22». Тоже очень и очень старая. Ей было 20 лет. Она, в буквальном смысле, рассыпалась. И я её регулярно чинил – пока не выбыл из части.

Да, кстати, о моём выбывании. Меня посадили в карцер. Это случилось 31 мая. А 1 июня, в День защиты детей, в Ростов-на-Дону неожиданно приехал мой отец. Он посмотрел, в каком состоянии нахожусь я. И сразу направился к вышестоящему командиру – к тому, что стоял над командиром нашей части. Поговорил с ним. И меня тут же выпустили.

Таким образом, я, проспав на гауптвахте всего сутки, на следующий день вышел на свободу. И отправился в краткосрочный отпуск – на свидание с родителями. И провёл в гражданских условиях чудесные три дня (забыть о которых я не могу до сих пор). Вот такая история.

Этих историй в жизни любого человека – миллион и маленькая тележка. Все они связаны с мучительным выживанием в этих условиях… Вот пожалуйста – история моего дембеля.

Меня уволили из армии в числе самых первых солдат – как лучшего (по мнению нашего начальства) из числа служивших. Но уволили очень своеобразно. Утром нас – четверых человек, которые должны были сесть на поезд и поехать домой – построили в кабинете командира части. И продержали по стойке «смирно» в течение четырёх часов. Пока я… не рухнул в обморок. После этого командир пришёл в дикий ужас. Чёрт побери – помрёт служивый. Мать честная! И нас через десять минут привезли на вокзал. И оставили одних – чтобы мы сели на проезжающие поезда.

Так я и отбыл из Новочеркасска (где оказался за три дня до своего дембеля – это была основная часть того подразделения, что обслуживало аэродром в Батайске) в Инту. Но ехали мы через Москву. И в Москве были в начале октября – когда ударили первые морозы. Градусов было немного, всего около 20. В шинели было бы нормально. А без неё?

Без неё было очень плохо. Меня тут же остановил патруль. И снял шинель. Она абсолютно не отличалась от обычной шинели. Я даже альбом для дембеля не готовил. Ни нашивок, ни фальшивых наград, ни каких-то идиотских кантов на форме. Абсолютно ни-че-го. Но они тут же придрались к тому, что моя шинель, оказывается, не подходит по крою к тем шинелям, которые где-то видели они.

Честно говоря, они ни черта не видели. Это была особая форма издевательства над совершенно бесправным «дедом», отправляющимся, наконец, домой… Короче, они меня раздели. И тут-то я и почувствовал – что такое русский мороз.

Через три часа я не выдержал. Взял такси. И под обязательство оплаты по приезду к своему дядьке сел в машину. У меня не было денег – они остались в шинели. У меня был только военный билет (точнее, что-то вместо него) и предписание для военкомата. И вещмешок, в котором патрульные ничего не нашли. Он был почти пустой. Только полбуханки черствого хлеба (который я тогда очень любил). Консервы я уже съел.

Машина привезла меня на 16-ю Парковую улицу – где жил мой дядька. И я поднялся на третий этаж. И стал звонить в двери. Я звонил, звонил, звонил. Никто не открывал. Я снова – звонил, звонил, звонил. Бесполезно. Вышли соседи. Поинтересовались – кто я. И тут же ушли, узнав, что мне нужны деньги. А я стоял и звонил отсутствующему дядьке.

Представляете – ситуацию? Я стою у дверей и звоню. Замёрзший, как цуцик. Рядом со мною стоит злющий водила такси, которому я должен был рублей двадцать (если ни больше). А двери при этом никто не открывает. И положение моё становится весьма незавидным.

Через сорок минут дверь открылась. На пороге стоял хмурый дядя Феликс. «А, это ты…», - сказал он сонно. – «А чего же не звонил?» Он тут же расплатился с водилой, дав ему пять рублей сверху. И мы вошли в его дом. Я, как мог, рассказал дядьке свою историю. Он тут же надел на меня кожаную куртку (хорошую куртку, её я потом отвез назад дядьке). Накормил и напоил чаем. А потом мы стали звонить моим родителям, которые были в абсолютной прострации. Их эта история поставила в такие дикие условия, что они уже со мною попрощались.

Через три дня я был в Инте. У нас стоял тридцатиградусный мороз. Окна так промёрзли, что, казалось, лето было давным-давно. Я пришёл в военкомат. Сунул военкому свои бумаги. Получил паспорт. И, уже выходя, повернулся и сказал: «Да, кстати, пошли бы вы на х…» Я понимаю, что это было сверх меры. Я мог загреметь черт знает куда. Но и мои мучения оказались какими-то чрезмерными. И я не сдержался.

Военком похлопал глазами. Потом отвёл их. И сказал: «Извини…»

Вот и вся история моей службы. Интересно? Нет, не очень. Это был восьмидесятый год. Год, когда умер Высоцкий. Когда убили Леннона. И когда в Москве прошла Олимпиада. Обо всех этих событиях я могу рассказать свои истории, которых у меня огромное количество. Но как-нибудь потом, ладно? Когда-нибудь позже...

Так вот, история всегда идёт по условному кругу. Сначала она проходит все этапы, представляя их в виде маленьких трагедий. Потом – в виде условных трагедий. Потом – условных комедий. И наконец, абсолютно безусловных комедий, когда человеку остаётся только громко хохотать. И не признаваться самому себе, что всё это происходит с ним самим.

То, что происходит со мною сейчас – безусловная комедия абсурда. Дело в том, что главные её герои не достойны быть даже ничтожными ворами – теми, что грабят своё государство. Но они уже его не грабят. Уже всё разграблено. И нам надо спасать свои жизни. Но мы продолжаем хохотать, глядя на их потуги управлять тем, чем управлять уже нельзя. Нельзя – потому что управлять уже нечем. Абсолютно нечем. Вот так.

Сейчас мы спасаем свои жизни. И думаем о том, что наши жизни – это лишь часть плана. Надо спасти ещё и ваши жизни – тех, кто читает этот блог. И тех, кто видит в нём какую-то истину, а не просто пустое бахвальство… Впрочем, какое бахвальство? Я не раскрываю своей фамилии (хотя многие её знают и так). Но говорю о своей национальности. Я – молдаванин. Хотя воспитан абсолютно русским человеком. Это моя трагедия – в том, что я не знаю истории своего народа и его языка. Я не могу полноценно трудиться и зарабатывать деньги, используя молдавский язык. Я очень мало жил в Молдавии. И когда покинул её, в моей душе не шевельнулась ни одна нотка – ни сожаления, ни обиды. Напротив, я считал, что Россия – моя единственная родина (раз уж так сложилось в моей жизни). Оказалось – нет, не моя… Ну и ладно. Не моя, так не моя.

Что будет дальше? Я пока не знаю. Мы будем жить здесь. Побываем в самых разных местах. Я непременно опишу – всё, что представляет хоть какой-то интерес. Но возвращаться домой? Нет, извините. Дома уже нет. Нет ни города (Инта, можете проверить). Ни шахт. Нет ничего, что связывало бы меня с родиной.

Вот такая у меня получается судьба… Тоскливая? Да, не скажите. Я до сих пор жив. И с удовольствием описываю всё, что вижу. О какой трагедии речь? Нет, что вы. Всё самое интересное только начинается. Абсолютно всё.

                          На снимках – наш Чонбури. Город у воды.