Заповедник Николая Надеждина: Друг… смертельный

Да, так вот - история. И не просто история, а история леденящая кровь. Прямо скажем - жуткая картина. Хотите такую? Тогда чего ждать? Поехали. Я расскажу вам сейчас именно такую историю…

Она началась вчера утром. Как обычно мы поднялись, посетили бассейн и собрались гулять. Ничего необычного не произошло. Мы даже ничего не почувствовали - ни малейшего беспокойства. Посетили бассейн - ничего. Передумали гулять - ничего абсолютно. Легли отдохнуть. И тут… началось.

Поначалу оно выглядело так. Всё спокойно, всё абсолютно нормально. Птички поют. С неба предполагается потенциальный дождик. Наш отель (на самом деле гест-хаус, но это не имеет ровным счётом ни малейшего значения) не предполагает никаких изменений. Всё идёт ровно так, как и обычно. И в самый неподходящий момент, когда всё тихо и спокойно, ка-ак даст… ка-ак, понимаешь ли, кто-то вскрикнет. И - тишина. Секунды три. А потом снова - а-а-а, о-о-о! И дальше - снова, чтобы мы не привыкали к этой картине.

Слов сразу разобрать было невозможно. Но позже оказалось, что их разобрать и нельзя, поскольку говорили на другом языке. Хотя, собственно, никто и не говорил. Орал - другое дело. Дико орал, чтобы все окружающие знали, что…. а что знали, непонятно. Ор стоял такой, что мы растерялись.

Что удивительно - мы не сразу поняли, в чём дело. Сначала подумали, будто это наступает полк гвардейцев. Потом - что это дико кричат какие-то койоты. Потом - визг напомнил диких вепрей. И наконец, мы догадались, кто это был. Это были двое детей - примерно трёх и четырех лет. Мальчик и, соответственно, девочка. Геенна огненная. И такой же огненный… геенн.

А вот взрослых мы, как ни слушали, определить не могли. И позже, когда Юля выскочила на разведку, она не сразу поняла, где отец. Этот молодой человек был так выведен из себя, что не смог сказать ни слова. Он лишь дико извинялся на каком-то европейском языке. Говорил - сорри, сорри, сорри. И ещё раз повторял - сорри, беспомощно разводя руками.

Дети же орали так, что услышать их членораздельные слова не было никакой возможности. Совершенно никакой. Это был полный абзац - как говаривала одна редакционная женщина.

Я детей не видел. Я в этот момент рождал запланированные тексты статей. Есть у нас такая традиция - мы три недели отдыхаем, а потом беремся за работу. Вот именно в этот момент я и взялся за свои труды. И угодил на непростые отношения внутри семьи.

В том, что отношения были непростыми, нет никаких сомнений. Если отношения простые, то какого, извиняюсь, рожна устраивать такие выкрики? Нет, здесь дело заключается в глубоком кризисе. Только дети про этот кризис не очень в курсе. Откуда им знать про кризис, если они орут - мама дорогая - да ещё как орут! А-а-а, о-о-о - и ещё раз - а-а-а, о-о-о! Ничего не слышно. А сейчас начинаются визгливые выкрики. Совершенно невоспроизводимые.

Выматерившись всласть, я сел за работу. И написал, представьте, три статьи. Три - не две и не одну. Каждый момент я ждал, когда эти соседские детки начнут свой ор. И они его начинали - как только я заканчивал статью. Я ругался и начинал следующую. Дети ненадолго умолкали. Вторая статья благополучно заканчивалась. Крик начинался с новой силой. Так продолжалось ровно до того момента, пока я, не обессилев, не отложил работу в долгий ящик.

«Пойдем-ка поедим чего-нибудь», - предложил я Юле. Мы быстро собрались и вышли из комнаты. Как ни странно, Пату сидел на месте. Девиц наших не было - Пату отважно нес вахту. Едва мы к нему приблизились, как Пату устало сказал - сорри. И развёл руками, словно был отцом этих малолетних олухов. Он подробно объяснил, что детки вселены ненадолго. Что послезавтра (то есть завтра) их не будет. Что всё получится хорошо, если мы постараемся не обращать внимания на эту орду. Мы ничего не говорили. Я просто молчал, поскольку не очень понимал речь Пату. А Юле было неудобно встревать в разговор взрослого человека.

Мы покинули отель (в смысле - гест-хаус). Доехали до «Туккома». Прошли по вечернему рынку. Заглянули в те отделы магазина, где торговали маленькими вертолётами. Нам вдруг захотелось получить маленький вертолёт. И чтобы на его борту была небольшая камера. Такая дикая мечта, сбыться которой не суждено - эти штуки стоят, словно сделаны из чистого золота. Да нам и самим она как бы и ни к чему.

Побродив по «Туккому», мы завернули сгоряча в подвал. И там, к своему удивлению, обнаружили… фуд корт! Да какой фуд корт. Цены - значительно меньше, чем в «Сентрал Фестивале», а набор блюд значительно больше, чем… нет, не больше. Но цены, действительно, очень и очень демократичные.

Мы заказали по большому блюду с рисом и свининой. Получили к этому блюду четыре огурчика. Заплатили за всё это сто бат - за двоих. И съели это дело прямо здесь же, за железным столом. Потом мы выбрались наружу. Куда пойдём? Домой? Может, пешком? Конечно - пешком. И мы отправились в обратный путь пешком.

Мы прошли по боковой дороге и ничего не пропустили. Мы взглянули на белок, живущих в клетках у перекрёстка. Мы постояли чуть-чуть (на самом деле даже не остановились) возле прокатных мотоциклов. Мы добрались до дома без спешки. Дважды получили благословение от своего тайца. Правда, от которого именно, мы на этот раз не поняли. Но тайцы всегда попадаются именно тогда, когда наиболее нужны. И сейчас они были нам нужны.

Дома оказалось всё тихо. И мы подумали, что дети (слава богу) тихо спали. Мы проникли домой. И тихонько залегли в свою кровать. На город опустилась ночь. Паттайя засыпала.

И тут, в самый, понимаешь, момент ка-ак вся эта история… заорёт! Как встрепенётся! Я проснулся и сел в кровати. Точнее, мне показалось, что я сел. Оказывается, детей привели с прогулки по «Вокинг Стрит». И они захотели искупаться в ночном бассейне.

И началось купание. Сначала детки спускались вниз - с ором и криками. Затем долго купались в бассейне - с неменьшим ором и неменьшими криками. Затем они поднимались в свои номера - с таким же ором и такими же криками. Около одиннадцати часов они угомонились. И мы заснули.

Сегодня утром мы сделали ход конём. Проснулись в шесть утра. Быстро позавтракали и сбегали в бассейн. А потом сосредоточились на работе, чтобы нас ничего не отвлекало. Все крики детей нас миновали. В смысле - почти. Я написал три статьи и взялся за четвёртую - вот эту. И полагаю, что закончу её во время.

Детей, между тем, расселили по разным секциям дома. Девочку поселили у нас над головами. А мальчика - в секции по соседству. С дочкой возится папаша, с мальчиком - мамаша. Бедные родители, чего им приходится терпеть…

Вот такая получилась история. Теперь можно перейти к другому.

Дождливый сезон, как и полагается, на нашу землю вернулся. Но вернулся он не в виде дождей, нет. Он вернулся в виде намека на дожди. Выглядит это следующим образом. С утра становится жарко - солнышко вылезает из-за сгустившихся туч. Затем небо задёргивает полностью. И начинается дождливая погода. В смысле - дождя нет, но он обещается каждую минуту. Небо сгущается, тучи нахмуриваются. Приходит вечер. А дождя всё нет. Его не было ни вчера, ни позавчера. Его не было ни на прошлой неделе, ни на позапрошлой. Вот в эту ночь дождь вроде был. Но, опять же, вроде.

Этот сезон дождей без дождей обещает прохладную зиму. Ну, вроде как прохладную. Я уже говорил, как отношусь к прогнозам погоды. Все говорят - был ужасный потоп, затопило множество помещений. А я кручу головой - где потоп, где затопило? Ничего не вижу, хоть тресни. А как увижу, то оказывается, что это вовсе не потоп, а всего лишь… дождик. Самый что ни на есть обычный и вовсе не такой страшный. Впрочем, страшных дождей мы здесь ни разу не видели. То ли смотрели не туда, но особой жестокости природы мы не заметили. Да, прольётся немного воды с небес. Но пока соберёшься расстроиться, вода куда-то испаряется. И расстраиваться нет ровно никакой необходимости. Вот так.

Отсутствие дождей в сезон дождей - вещь для нас непонятная. С точки зрения сельского хозяйства оно, конечно, огорчительно. Но с другой стороны - землю здесь обрабатывают круглогодично. И урожаи собирают трижды в году. Собственно, земля здесь не отдыхает. Она рожает и рожает. И когда это закончится - неизвестно. Похоже, что никогда.

Белку нашу мы больше не видели… Нет, вчера видели. Утром, когда купались в бассейне. Но потом отвлеклись на другие дела (не хочу говорить о чудовищном оре, авось пронесёт) и про белку забыли. Сегодня её нет. Умчалась в дальние дали. И - с концами.

С другой стороны нужно знать, что за дали лежат перед нашей белочкой. С десяток плодоносных деревьев, убрать урожай с которых невозможно даже десяти белкам. С ней никто и не борется - она берет ровно столько, сколько сможет съесть. А деревья приносят, как минимум, раз в десять больше. Нет, эти деревья для белки похожи на закуску. На безопасную закуску.

Эти деревья лежат на площади в целый гектар - если смотреть по периметру. Обегать всю территорию нужно суметь. Она и обегает, время от времени совершая свои походы. И сегодня её нет. Она, вероятно, находится на других деревьях. Мне так думается.

Да, возвращаясь к детям… А что, если они не умеют говорить? Я имею в виду - если они кричат и совсем не говорят, то значит, и не умеют говорить? Вот, господи… А я на них так ругаюсь. Прямо живого места не оставляю. Правда, они этого не слышат. Но слышит Юля, которой мои ругательства ни с какого боку.

О, о - опять кричат. Нет, слова в этой речи разобрать можно. Только какие слова - вопрос интересный. Я этой речи не понимаю. Какой-то невероятный, совершенно незнакомый язык. Мне, во всяком случае, он не даётся.

Да, а если они умеют говорить, то почему не говорят? Почему вместо этого кричат? Что это за мода такая - кричать вместо того, чтобы разговаривать?

Опять кричат. Сейчас разберу… Нет, не разобрал. Что-то было о том, что… Нет, совершенно непонятная речь. Я бы даже сказал - невоспроизводимая. Если такую речь расшифровать, я могу получить Нобелевскую премию. И мои портреты украсят обложки глянцевых журналов.

Жаль, что мне не нужна Нобелевская премия. Я бы их речь расшифровал. Вот, ей-богу.